Колдун. Чужое сердце - Страница 53

Народ явно выпал в осадок. Помолчали.

— А чего-нибудь более ладного придумать не смог? — спросил Руст.

— Не-а, — не стал отпираться я. — Как-то соображалка не работает в такой обстановке. — Тут я буквально почувствовал возросшее напряжение. — Да ладно вам, парни, ну нечего мне рассказать. Не верю я в любовь, а она не верит в меня и старательно обходит стороной.

— Экий ты у нас особенный, — вставил Пило. — В богов не веришь, в любовь не веришь. А во что веришь-то тогда?

В квантовую физику и теорию струн, мать твою. Вот не люблю такие разговоры.

— Слышал когда-нибудь про Великую долину?

— Это ты про страну Вечной Радуги? — подал голос Ушастый.

— Ну вроде на эльфийском она так называется.

— И что с того? — спросил Пило.

— А вот в нее я и верю, — буркнул я. — Да и что-то расслабились мы. Поползли уже, а то не хочется загнуться от удушья.

Резко перевернувшись на живот, я дернул веревку, давая понять, что начинаю движение, и пополз вперед, прерывая этот не в меру затянувшийся привал.

— Мы еще продолжим этот разговор… — прокряхтел Пило, но тут же заткнулся. Ползти и одновременно разговаривать — не самая простая задачка.

Нет, брат, ты неправ. Я на такие темы и так-то не очень, а повторять уж точно не собираюсь. Да и не врал я, когда говорил, что не верю в явление под названием «любовь». Как бы ее не воспевали, сколько бы книг не было написано, фильмов — снято, историй — рассказано или постановок — организовано. Я все равно считаю это иллюзией. Что такое любовь? Всего лишь химический процесс в мозгу, сравнимый с приемом героина или эффектом от съеденной плитки молочного шоколада, ну или горького, кому как нравится. А если углубиться, то любовь — это вообще защитный механизм, созданный матушкой-природой. Люди — жесткие и безжалостные существа, готовые убивать себе подобных миллионами. Но при этом у них атрофирован инстинкт сохранения рода. Вернее, он изменен и извращен до неузнаваемости. Разве что юноши и девушки в пубертатном периоде еще хоть как-то схожи со своими четвероногими сородичами. А в принципе, не будь так называемой любви — человечество уже давно бы вымерло.

И что самое смешное — никто не задумывается, почему, скажем, во времена палеолита людское общество напоминало стаю, где все трахались со всеми, пардон за мой французский, и было вообще невозможно сказать, кто отец ребенка. Да и дети были общими — принадлежали стае. Потом в мезолите стали возникать кровавые конфронтации. Вот тогда впервые и появились роды, если их так можно назвать, а также общий закон, гласящий, что с сородичами спариваться нельзя. Но семей, и тем более любви, еще не было. И только в раннем неолите появились первые семьи и возникла любовь. Удивительно, да. Вот нет ее и нет, а тут раз — и на тебе, все счастливы и довольны. Можно, конечно, что-то вякнуть про развитие мозга и тому подобное. Но сути это не меняет: любовь — механизм, призванный заменить инстинкт и сохранить популяцию. И задери меня демоны, если я когда-нибудь приобщусь к компании тех, кто поглощен этой иллюзией, обычной, бесхитростной обманкой.

— Да к демона-а-а-а… — в сердцах выругался было я, но… Интересно, вдруг боги и впрямь существуют? Тогда богиня любви на меня очень сильно обиделась.

Иначе как объяснить тот факт, что мы с воплями и криками скатываемся с сумасшедшей скоростью по какому-то желобу! Зажмурившись, я желал только одного — чтобы на пути не оказался острый камень или выступ. Вдруг веревка натянулась. Живот скрутило так сильно, что из легких вырвался натужный хрип.

— Что там?! — крикнули сверху. По глупости и неосторожности я выронил наш фонарик, и теперь вокруг царила тьма.

— Зануда решил прогуляться! — ответил Руст.

— Ясно. Держитесь! Мы вас вытащим.

Пару мгновений спустя я снова ощутил, как затягивается веревка, а меня тащат наверх. Я старался не шевелиться, чтобы не мешать Ушастому и Пило. И тут слух протяжный скрип. Движение замедлилось.

— Темные боги! — крикнул эльф. — Что это было?

— Веревка, — после секундного молчания ответил Щуплый. — Тут все в трещинах, волокна перетираются.

— Демоны! — в один поток слились голоса троих.

Если продолжить, то вниз свалимся мы с Щуплым, а от рывка полетят остальные. В таком узком проходе зацепиться особо не за что. Да я вообще не понимаю, как нас тянут.

В каменной кишке повисла тишина, присущая многовековому склепу. Помню, в каком-то из летних лагерей мне довелось посмотреть фильм, само существование которого запомнилось исключительно благодаря девушке, сидевшей в ряду передо мной. Но отдельные кадры припоминаю. На мир обрушился очередной апокалипсис, представший в виде нового ледникового периода. Еще там были градины размером с футбольный мяч…

— Эй, Руст! — обратился я к другу. Голос предательски подрагивал. — Контракт не закрывайте, я живучий!

Молчание.

— Не понял, ты о чем?

— Твою ж мать, — вздохнул я. — Весь момент поломал. Короче, Младшему передашь, он докумекает.

Мой кинжал срезает веревку, и я продолжаю скатываться по желобу. С каждой секундой далекий красноватый свет приближается. В ушах свист, от сопротивления воздуха глаза начинают слезиться, но закрывать их нельзя. Когда до алого мерцания остаются считанные метры, я, расставив руки, пытаюсь затормозить. Но скорость слишком велика, и камни сдирают с рук латные перчатки. Ладони как кипятком обдало, начинает кружиться голова. Наконец раздается хлопок, давление увеличивается и куда-то пропадает кислород. Падая, я успеваю заметить несколько острых конусовидных булыжников. Сгруппировавшись, взмолился о том, чтобы угодить между ними и желательно на ровную поверхность. Сдохнуть от голода, будучи парализованным и со сломанным позвоночником, как-то не очень хочется.