Колдун. Чужое сердце - Страница 39

Это было не так просто. И причина вовсе не в деревне и даже не в аллее, где нашли свое последнее пристанище десятки женщин. Я даже не могу их жалеть. Помня о том, что случилось с сестрой Ройса, думаю, в повешении они нашли избавление. Я просто не смог отключить логику. Мы стояли здесь, как на якоре, уже три сезона. И за минувшее время не было выслано ни одного патруля. И в итоге это обернулось кошмаром наяву для целой деревни. Хотите сказать — недосмотрели, не подумали? Чушь все это. Армиями командуют неглупые люди. Еще умнее те, кто сидят на золоченых тронах, гениальны те, кто стоят позади них, и мудры те, кто, изображая шута, правят судьбами мира. И они не доглядели? Глупости. При сражении важен боевой дух солдат, а как его добиться? Пафосными речами и заборными ритмами, рекой за спиной или призывным кличем. А еще можно внушить жажду мести или желание совершить акт справедливости. Для этого нужны две вещи — слухи и повод. Слухи принесли мы, а поводом стали крестьяне. Империя пожертвовала деревней, хотя нет — деревней она купила боевой дух солдат. И самое обидное, что нимийцы поступили бы точно так же. Я на все сто уверен, что и у них есть свои Ежи, а у нас есть подобные, как выразился Молчун, выродки. Неудивительно, что Добряк не вспоминал о войне. Он был идейным убийцей, как бы глупо это не звучало. У него была черта, за которую он не переходил. И плевать, что эта черта сама по себе многим кажется мерзостью и подлостью, — для него, как и для меня, она была, есть и будет тем внутреннем стержнем, благодаря которому ты держишься на плаву и не тонешь в этом дерьме.

Посмотрев на просвечивающий верх палатки, я подумал о завтрашней битве. На рассвете мы свернем лагерь, а к полудню выступим на поле. Сто двадцать тысяч солдат, чуть больше сотни магов, и это только с нашей стороны. Интересно, сколько из них реально верят во всю ту чушь, которую народу усердно втолковывает император, его генералы и иже с ними. Что-то там про честь, доблесть, защиту ближнего своего, священный долг… Стоила ли та девочка с поломанными руками всего этого напыщенного дерьма, изливаемого из уст пропагандистов?

Засыпая, я вновь увидел долину, где в небе парили огромные острова, именно так я себе ее представлял. Надеюсь, Добряк не очень приукрашивал в своих рассказах это место и я не разочаруюсь, когда отправлюсь путешествовать.

Глава 7. Под Борсом

Когда первые лучи солнца коснулись верхушек вековых деревьев, от лагеря остались только воспоминания. Вытоптанные дорожки, кострища, пропахшая дымом трава и десятки выгребных ям — вот все, что оставили за собой солдаты. Это, конечно, если не считать десятка-другого брюхатых крестьянок. Собрав свои нехитрые пожитки и свернув палатку, я взял под уздцы нервного Шурку и отправился к обозникам. Сдав этим дальним родственникам гномов (судя по жадности и мелочности) казенную снарягу, я в который раз попытался стрельнуть у них кольчужку и зимний плащ.

— Да где ж я тебе целую кольчугу возьму? — возмущался Гасон. Вот ведь упыренок — с виду лет двадцать, а ведет себя, словно древний дед. — А плащ зимний? Да у меня еще полторы тысячи таких же оболтусов, как ты, и всем что-то нужно!

— Да я же не за так! Я тебе целых пять золотых предлагаю!

— А что мне с твоим золотом делать? Ты, может, лавки какие здесь видишь?

В принципе он прав. Но если я сейчас не допрошусь, то через пять сезонов подхвачу все мыслимые и немыслимые болезни.

— Давай вот как решим, — предложил я. — Ты мне выдаешь кольчугу, а тебе сегодня вечером принесу пять таких!

— Да к демонам твои торги! — Гасон так сильно ударил по повозке, что та аж затрещала. — Ты не провидец, чтобы знать, что вечером уже не будешь перерождаться!

— А ты, я погляжу, прикладываешь к этому все усилия.

— Отвали, — сплюнул парень и повернулся ко мне спиной.

А я хотел по-хорошему. Один удачный тычок — и обозник падает ко мне в объятия. Положив тушку на землю, я откинул полог и выбрал подходящую кольчугу. Не самого хорошего качества, но если стрела пойдет по касательной, то отделаюсь синяками или сломанными ребрами. Плащ я, правда, так и не нашел. Видимо, они были в другой повозке.

— Эть чти здеся творится такее? — спросил подошедший Зиньяк, грузный и неповоротливый начальник обозников.

От его южного говорка мои уши обычно сворачивались в трубочку и пытались втянуться в череп, но сейчас пришлось лихорадочно просчитывать пути отступления. Сбежать-то я сбегу, а вот Зиньяк кинет весточку Старшему, тот отвесит подзатыльник Младшему, Пило даст отмашку Молчуну — и вот в мою сторону полетит очередной подзатыльник. Мне оно надо?

— Да видишь, какое дело, — протянул я, почесывая затылок. Выглядело это глупо, так как шлем уже был надет. — Уморился парень, прилег полежать, а я решил накрыть, а то мало ли.

— Накрить этьим? — Южанин ткнул указательным пальцем прямо в кольчугу.

— Ну-у-у… — Я протянул ему те самые пять золотых, на которые в городе можно купить пару таких кольчуг, да еще и останется.

— Эх, совсим молодие слабие стали, — покачал головой обозник, убирая монеты в карман.

— Это да, это да.

Развернувшись, я вскочил на Шурку и сорвался в сторону уже уходящей колонны. По широкой дороге, пролегающей через холмы и поля, маршировала имперская армия, растянувшись на несколько километров. По словам Старшего, сражение назначено на послезавтра. Так что сегодня солдатня будет чеканить шаг до самого заката, потом один день на отдых, заодно обозы подтянутся, — и вперед, проливать кровь во имя… чего-то там.