Колдун. Чужое сердце - Страница 41

— Так за завтра здоровье успеем поправить…

— Вот только не начинай, — перебила Нейла. — Перед каждым боем один и тот же разговор. «Давайте выпьем», «кто знает, вернемся ли», «может, в последний раз в жизни глотку смочим»… Щуплый, мой тебе совет, если хочешь жениться — смени репертуар.

— Что сменить?

Колдунья только отмахнулась. Не все такие образованные, как мы с ней.

— Скучные вы, — бросил кинжальщик и с прищуром взглянул в мою сторону: — Зануда, ты ж новенький. Небось коленки-то трясутся? Нутро ноет?

Сделав вид, что не расслышал вопроса, я продолжил глядеть на усыпанное огнями ночное небо.

— Своим богам молишься? — спросил Ушастый.

Да, непростой он эльф. На все сто уверен: с этим любителем природы что-то не так. Строит из себя недалекого малого, у которого развязывается язык от выпивки, но я вижу: под этой маской скрывается некто другой. Вот и сейчас. Казалось бы, простой вопрос, но произнесен со странной интонацией. И эта приставочка «своим». Да и выглядит эльф не как всегда. Он обычно болтает без умолку, тупит, но болтает, а сейчас тоже сидит и смотрит на звезды, а на лице усмешка. Вот честное слово — как будто над собой смеется.

— Нет.

— Почему?

— Не верю я в богов.

Руст поперхнулся. Пило уронил точильный камень. У Колдуньи с пальцев сорвался маленький фиолетовый шарик. Этим проклятием она обычно сшибала комаров, но сейчас промазала и угодила в костер. Огонь, зашипев, на миг окрасился в коричневый цвет. Даже обычно спокойный, как скала, Молчун чуть выгнул бровь. Лишь эльф сохранил спокойствие.

— Почему? — снова спросил он.

— Не хочу. Просто не хочу.

На лицах наемников были написаны тысячи вопросов, но ни один пока не рискнул встрять в беседу. Видно, нечасто Ушастый ведет такие разговоры.

— А зачем смотришь на небо, если не веришь в богов? Смотри тогда на землю.

Любой нормальный человек на моем месте вспылил бы и ответил что-то вроде «не твое дело», но мне не хватало наших бесед с Добряком, а эльф сейчас невольно его заменил.

— Мне действительно страшно, — нехотя признался я. Да и кто не убоится, когда совсем скоро нужно будет выступить в составе огромной, даже по земным меркам, армии. — Вот и думаю, что если я сижу и смотрю на звезды, то кто-то там сверху так же сидит и смотрит на меня.

Я сказал лишь часть правды. На самом деле я сейчас думал о доме, о родителях, о Томе и Никите, о Ленке. Сперва я питал к бывшей подруге самые отрицательные чувства, виня ее в том, что угодил в рабство. Но наставник научил меня смотреть на жизнь несколько по-другому, и сейчас я вспоминал о ней как о своей последней женщине. Ира не в счет, я ее почти и не помню даже.

— Хорошая мысль, — сказал эльф. — Далекая, но хорошая.

— Почему далекая?

Ушастый повернулся, и наши взгляды встретились. На мгновение в его глазах промелькнуло что-то таинственное.

— Потому что думать надо не о тех, кто смотрит на тебя, а о тех, кто смотрит с тобой.

На этом разговор закончился. Проходивший мимо Старший гаркнул на Пило, и тот отдал команду «спать». Спорить с командованием никто не решился. Все завернулись в спальники. Но сон ко мне не шел. Я все думал о словах эльфа. Верно ли он сказал? Может, я действительно неправ и прошло то время, когда думать надо было только о себе? Эх, непростой эльф, непростой.

— Боишься? — спросил стоявший рядом Пило. Из-за надетого шлема его голос звучал, как далекое эхо.

— Есть такое.

— Это правильно, — кивнул Младший, отчего забрало стукнулось о бронь. — Но ты, главное, не переборщи. А если что, рассчитывай на Молчуна, он подстрахует.

Не ответив, я еще раз окинул взглядом поле. Линия фронта растянулась на добрые три километра. Сто двадцать тысяч воинов с одной стороны, и на двадцать пять тысяч больше — с другой. Весь вчерашний день я провел, пытаясь пробиться к своему источнику, но так и не преуспел в этом нелегком деле. Не то чтобы я надеялся на удачный исход, просто надо было как-то отвлечься от мандража. Говорят, перед битвой разумный показывает свое нутро. Что ж, правильно говорят. Нейла ни на шаг не отходила от Тиста. А тот смотрел на всех, как на врагов народа, — вероятно, так себя ведет волк, защищая самку. Щуплый постоянно всех подкалывал, за что получил несколько тумаков. Пило стырил карту у Старшего и что-то там чертил, изредка бубня и ругаясь. Эльф валялся на земле и пожевывал травинку, закрыв лицо самодельной соломенной шляпой. Ну а я… Я замкнулся в себе и, как уже было сказано, отрешился от всего мира.

Зазвучали горны. Я поудобнее перехватил щит в левой руке. В первые минуты рубки придется использовать его, а уже потом переходить на любимый стиль боя. По рядам прошла легкая рябь — солдаты готовились. Кто-то проверял крепления, другие молились, третьи грязно ругались, подбадривая самих себя. В число последних входил и Руст: от его конструкций обсвистелся бы даже портовый грузчик. Один только Молчун сохранял привычное спокойствие. Вероятно, он сейчас думал о Колдунье, которая находилась на пригорке в группе с остальными магами.

Армия Империи встала в десять линий. «Пробитому золотому» не повезло — нам достались первые шесть линий на самом краю левого фланга. Проще говоря, мы — мясо. И с этим сложно смириться.

Снова прогремели горны. Показался противник. Не знаю, что там увидел наш правый фланг, мы же узрели всю мощь нимийцев. В первых линиях стояли закованные в латы тяжелые пехотинцы. За их спинами находились пикинеры, прикрывавшие ударную группу. Сто сорок пять тысяч солдат и семьсот магов — с этой силой нам предстоит сражаться. По левой руке прошла судорога, и щит ударился о поножи.